А сейчас немного моего любимого сэра Сэма Ваймса...)))
Благодаря своему упорству она все-таки добралась до края ямы, где обнаружила идеально гладкую кирпичную кладку, уцепиться за которую не представлялось никакой возможности. Ваймс знал об этом, потому что в один прекрасный день лично потратил несколько часов, чтобы добиться именно такого результата.
//
Наемные убийцы придерживались строгих правил, собственного кодекса чести, и это вполне устраивало Ваймса, который в отдельных практических областях не придерживался никаких правил.
//
Но с позолотой на шлеме пришлось смириться, и оружейники выковали новую сверкающую нагрудную пластину с бесполезными золотыми завитушками. Всякий раз, надевая ее, Ваймс чувствовал себя классовым предателем. Кто-то ведь может решить, что он теперь ничем не отличается от тех, кто по всякому удобному случаю цепляет на себя эти цацки. Похож? Похож. Значит, виновен.
//
капрал Шноббс, возможно, наилучшее ходячее доказательство того, что человек эволюционировал из животного постепенно
//
Идеальным он никогда не станет, и тебе остается просто делать то, что ты можешь делать. Понял? Но как только речь заходит о детях, мужчина сразу меняется. «Слушайте, — думает он, — моему ребенку вот в этом расти. Э, нет, пора наводить порядок. Создавать Лучший Мир». И с той поры он воспринимает все малость… обостренно. Будто у него шило в заду появляется.
//
Ваймс давно привык к придуркам всех мастей, которые живут себе вполне по-человечески, но в один прекрасный день вдруг слетают с катушек и бьют кого-нибудь кочергой по голове за то, что тот слишком громко высморкался. Но Карцер был не из таких. Он страдал раздвоением личности, причем его личности, вместо того чтобы постоянно ссориться, просто соревновались. Демоны сидели на обоих его плечах, подзуживая и подкалывая друг дружку.
//
«Сбросятся на цветы. И на гроб. О своих надо заботиться, как когда-то, давным-давно, говаривал сержант Дикинс…»
//
— Таковы правила, Игорь. Но все равно спасибо. Мы все знаем, что у тебя в груди бьется доброе сердце…
— Бьются, сэр. Фердца, сэр, — с упреком поправил Игорь.
— Именно это я и имел в виду, — откликнулся Ваймс, даже глазом не моргнув.
Впрочем, Игорь тоже не моргнул. Мешали чудовищные швы, перепоясывающие голову.
//
здесь находили свой последний приют почти все стражники. После нескольких лет службы даже в людей и в тех перестаешь верить, не говоря уж о ком-то там невидимом и неосязаемом.
//
— Интересно, почему его так назвали, — сказал Шнобби, оборачиваясь, чтобы помахать могильщику рукой. — Ну, то есть… Первый? Законней-Некуда?
— Материнская гордость, Шнобби, это такая штука… — ответил Колон.
//
— Ну, по большей части они люди, сэр.
— Ты имеешь в виду, что среди них больше людей или что каждый из них большей частью человек? — уточнил Ваймс. Прожив некоторое время в Анк-Морпорке, учишься правильно формулировать подобного рода вопросы.
//
Я больше не мокну ночами напролет под дождем, не борюсь за собственную жизнь в сточной канаве с каким-нибудь бандитом, не передвигаюсь быстрее, чем шагом. Все это у меня отобрали. Ради чего?
Комфорта, власти, денег и прекрасной жены.
…гм…
…что, конечно, совсем не плохо, но… тем не менее…
//
Куда подевалось то время, когда все было просто?
Рассыпалось прахом, как отцветшая сирень
//
Первым делом Карцеру следует всадить стрелу в ногу. Просто чтобы привлечь его внимание. Сначала стреляешь…
— …а уж потом задаешь вопросы? — уточнил Витинари.
Ваймс задержался на пороге.
— У меня нет к нему вопросов.
//
— Хочешь взять меня живым, а, ваша светлость?
— Сам знаешь, что не хочу. Но люди считают, что так будет правильнее.
//
— Никогда не держал тебя за дурака, господин Ваймс.
— Что? — переспросил Ваймс, резко опуская взгляд.
Карцер жизнерадостно улыбался.
— Я сказал, что никогда не держал тебя за дурака, господин Ваймс. Знал, что такого умного стражника, как ты, фокусом с двумя ножами не проведешь.
— Ну да, ну да… — пробормотал Ваймс, чувствуя, как волосы на голове встают дыбом.
По раме купола, даже по доспехам пробежали похожие на голубых многоножек искры.
— Господин Ваймс?
— Ну что тебе?! — рявкнул Ваймс.
Подшипники флюгера начали дымиться.
— На самом деле, господин Ваймс, у меня три ножа, — сказал Карцер, вскидывая руку.
Ударила молния.
//
Этот меч был не просто украшением холла. Ваймс не помнил, училась ли его жена фехтованию, но несколько футов острой стали представляют значительную угрозу даже в руках рассерженного любителя. Кроме того, иногда любителям везет.
//
Но даже самое мягкое сердце не может не ожесточиться, если в дом врывается гнусный тип со свежим шрамом на морде и в грязных лохмотьях и заявляет, что станет твоим мужем. Молодая женщина может истолковать все происходящее несколько превратно.
//
Лишь два типа людей могут насмехаться над законом: те, кто его нарушают, и те, кто его устанавливают
//
"делай ту работу, что прямо перед тобой"
//
Это был настоящий старинный шиллинг, который благодаря содержанию в нем серебра в эти дни стоил, должно быть, добрых полдоллара, а поскольку стражники во все времена одинаковы, монетку следовало опустить на ладонь новобранца и сдернуть ее за шнурок, прежде чем тот успеет ее схватить.
//
Голос сулил им неприятности, несоразмерно большие по сравнению с их жалованьем.
//
Он всюду видел шпионов и заговоры, поэтому создал специальную службу по их искоренению. Но в искоренении заговоров и шпионов во все времена и повсюду есть одна главная беда: даже если поначалу никаких заговоров и шпионов нет и в помине, стоит начать их искоренять, и вот уже в заговорах и заговорщиках нет недостатка
//
Ваймс остановился. Дешевая одежда промокла до нитки, в башмаках хлюпала вода, капли дождя стекали по подбородку, и он был так далеко от дома. Впрочем, в некотором предательском смысле он был как раз дома. Большую часть своего рабочего дня он проводил ночью на улице. Шагать по мокрым улицам спящего города означало для него быть живым.
Природа ночи изменилась, но природа зверя осталась прежней.
//
- Кстати сказать, я абсолютно чист. Ничего противозаконного.
— Значит, тебе нечего бояться, — пожал плечами Ваймс.
— Правда? Это только еще раз доказывает, что ты не местный, — хмыкнул Газон.
//
Я учился в Клатче. У них там много новаторских идей в области медицины. Например, они считают, что в результате лечения пациентам должно становиться лучше.
//
«И что дальше? Думай о событиях так, словно они происходят по порядку. Не делай вид, будто ты знаешь, что произойдет, потому что этого может и не произойти. Будь самим собой. Будь верен себе».
//
Прошлой ночью он размышлял о том, а не произнести ли перед ними какую-нибудь зажигательную речь, чтобы представиться, но потом передумал. Может, они и скверные люди, но они стражники, а стражники не любят заигрываний типа: «Мы все — большая дружная семья» или: «Привет, парни, зовите меня просто Кристофер, моя дверь всегда открыта для вас. Уверен, если будем действовать сообща, все у нас получится и мы станем одной большой счастливой семьей». Они видели слишком много семей, чтобы поверить в подобную чушь.
//
— Будь я проклят, — прошептал Тук.
— «Будь я проклят, сэр», — поправил Ваймс.
//
Квирк вытянул руку, тыча дрожащим пальцем в сторону молодого Сэма Ваймса.
— Он взял долю! Долю взял! — завопил он. — Спроси у него!
Ваймс почувствовал, как волна отвращения прокатилась по стражникам. Квирк только что совершил самоубийство. Не выдавать друг друга офицерам — это было честно, но, когда игры кончены, Нельзя Толкать Товарища В Дерьмо. Да, слова «честь стражника» давно стали поводом для насмешек, но свой кодекс чести у них все же был, пусть и извращенный. Нельзя Толкать Товарищей В Дерьмо.
//
Взимание налогов не более чем ловко замаскированное вымогательство
//
Кстати, приятель, ты мечом владеешь?
— Да, я ходил на тренировки.
— Отлично. Отлично. На тренировки. Просто здорово. Значит, если на нас вдруг нападут мешки с соломой, я могу на тебя положиться.
//
Ты — не я, — подумал он. — Вряд ли я когда-то был таким молодым. Если ты собираешься стать мной, тебе придется серьезно поработать над собой. Тридцать проклятых лет на наковальне жизни. Тебе еще предстоит их пережить.
//
И нечего сверлить меня взглядом. Меня сверлили взглядом настоящие мастера этого дела, а у тебя сейчас такое лицо, словно тебе приспичило в сортир.
//
— Но ведь всем известно: там людей пытают, — пробормотал Сэм.
— Правда? — удивился Ваймс. — Тогда почему никто ничего не делает по этому поводу?
— Потому что там пытают.
//
— Может, есть другой способ… — произнесла Рози Лада, когда впереди замаячили огни конторы на Цепной.
— Для двухпенсовой перепышки место также неподходящее, — отрезал Ваймс и тут же услышал коллективный вздох.
//
— Так точно, сэр.
Хорошая фраза. Может означать все, что угодно, или совсем ничего. Если больше ничего не говорить, она остается не более чем знаком препинания.
//
— Должен тебяпоздравить, сержант, — объявил он, — с успешным преодолением врожденных пороков. Ты знаешь, что у тебя глаза серийногоубийцы? В таких вопросах яникогда… не ошибаюсь.
— Никак нет, сэр. Не знаю, сэр. Но впредь постараюсь никогда ими не пользоваться, сэр, — отозвался Ваймс.
//
— У вас действительно глаза серийного убийцы?
— Да, только я их забыл в кармане другого костюма.
//
— А что такой двухпенсовая перепышка?
— Это такой особенный пончик с джемом, юноша
//
Подобно всем мелким жуликам, стражники гордились тем, что у их падения хотя бы были пределы. Должен же быть кто-то ниже тебя, пусть даже копошащиеся в придонном иле черви
//
Было так рано-рано утром, что «поздно-поздно ночью» еще даже не вполне закончилось.
//
Наемные убийцы придерживались строгих правил, собственного кодекса чести, и это вполне устраивало Ваймса, который в отдельных практических областях не придерживался никаких правил.
//
Но с позолотой на шлеме пришлось смириться, и оружейники выковали новую сверкающую нагрудную пластину с бесполезными золотыми завитушками. Всякий раз, надевая ее, Ваймс чувствовал себя классовым предателем. Кто-то ведь может решить, что он теперь ничем не отличается от тех, кто по всякому удобному случаю цепляет на себя эти цацки. Похож? Похож. Значит, виновен.
//
капрал Шноббс, возможно, наилучшее ходячее доказательство того, что человек эволюционировал из животного постепенно
//
Идеальным он никогда не станет, и тебе остается просто делать то, что ты можешь делать. Понял? Но как только речь заходит о детях, мужчина сразу меняется. «Слушайте, — думает он, — моему ребенку вот в этом расти. Э, нет, пора наводить порядок. Создавать Лучший Мир». И с той поры он воспринимает все малость… обостренно. Будто у него шило в заду появляется.
//
Ваймс давно привык к придуркам всех мастей, которые живут себе вполне по-человечески, но в один прекрасный день вдруг слетают с катушек и бьют кого-нибудь кочергой по голове за то, что тот слишком громко высморкался. Но Карцер был не из таких. Он страдал раздвоением личности, причем его личности, вместо того чтобы постоянно ссориться, просто соревновались. Демоны сидели на обоих его плечах, подзуживая и подкалывая друг дружку.
//
«Сбросятся на цветы. И на гроб. О своих надо заботиться, как когда-то, давным-давно, говаривал сержант Дикинс…»
//
— Таковы правила, Игорь. Но все равно спасибо. Мы все знаем, что у тебя в груди бьется доброе сердце…
— Бьются, сэр. Фердца, сэр, — с упреком поправил Игорь.
— Именно это я и имел в виду, — откликнулся Ваймс, даже глазом не моргнув.
Впрочем, Игорь тоже не моргнул. Мешали чудовищные швы, перепоясывающие голову.
//
здесь находили свой последний приют почти все стражники. После нескольких лет службы даже в людей и в тех перестаешь верить, не говоря уж о ком-то там невидимом и неосязаемом.
//
— Интересно, почему его так назвали, — сказал Шнобби, оборачиваясь, чтобы помахать могильщику рукой. — Ну, то есть… Первый? Законней-Некуда?
— Материнская гордость, Шнобби, это такая штука… — ответил Колон.
//
— Ну, по большей части они люди, сэр.
— Ты имеешь в виду, что среди них больше людей или что каждый из них большей частью человек? — уточнил Ваймс. Прожив некоторое время в Анк-Морпорке, учишься правильно формулировать подобного рода вопросы.
//
Я больше не мокну ночами напролет под дождем, не борюсь за собственную жизнь в сточной канаве с каким-нибудь бандитом, не передвигаюсь быстрее, чем шагом. Все это у меня отобрали. Ради чего?
Комфорта, власти, денег и прекрасной жены.
…гм…
…что, конечно, совсем не плохо, но… тем не менее…
//
Куда подевалось то время, когда все было просто?
Рассыпалось прахом, как отцветшая сирень
//
Первым делом Карцеру следует всадить стрелу в ногу. Просто чтобы привлечь его внимание. Сначала стреляешь…
— …а уж потом задаешь вопросы? — уточнил Витинари.
Ваймс задержался на пороге.
— У меня нет к нему вопросов.
//
— Хочешь взять меня живым, а, ваша светлость?
— Сам знаешь, что не хочу. Но люди считают, что так будет правильнее.
//
— Никогда не держал тебя за дурака, господин Ваймс.
— Что? — переспросил Ваймс, резко опуская взгляд.
Карцер жизнерадостно улыбался.
— Я сказал, что никогда не держал тебя за дурака, господин Ваймс. Знал, что такого умного стражника, как ты, фокусом с двумя ножами не проведешь.
— Ну да, ну да… — пробормотал Ваймс, чувствуя, как волосы на голове встают дыбом.
По раме купола, даже по доспехам пробежали похожие на голубых многоножек искры.
— Господин Ваймс?
— Ну что тебе?! — рявкнул Ваймс.
Подшипники флюгера начали дымиться.
— На самом деле, господин Ваймс, у меня три ножа, — сказал Карцер, вскидывая руку.
Ударила молния.
//
Этот меч был не просто украшением холла. Ваймс не помнил, училась ли его жена фехтованию, но несколько футов острой стали представляют значительную угрозу даже в руках рассерженного любителя. Кроме того, иногда любителям везет.
//
Но даже самое мягкое сердце не может не ожесточиться, если в дом врывается гнусный тип со свежим шрамом на морде и в грязных лохмотьях и заявляет, что станет твоим мужем. Молодая женщина может истолковать все происходящее несколько превратно.
//
Лишь два типа людей могут насмехаться над законом: те, кто его нарушают, и те, кто его устанавливают
//
"делай ту работу, что прямо перед тобой"
//
Это был настоящий старинный шиллинг, который благодаря содержанию в нем серебра в эти дни стоил, должно быть, добрых полдоллара, а поскольку стражники во все времена одинаковы, монетку следовало опустить на ладонь новобранца и сдернуть ее за шнурок, прежде чем тот успеет ее схватить.
//
Голос сулил им неприятности, несоразмерно большие по сравнению с их жалованьем.
//
Он всюду видел шпионов и заговоры, поэтому создал специальную службу по их искоренению. Но в искоренении заговоров и шпионов во все времена и повсюду есть одна главная беда: даже если поначалу никаких заговоров и шпионов нет и в помине, стоит начать их искоренять, и вот уже в заговорах и заговорщиках нет недостатка
//
Ваймс остановился. Дешевая одежда промокла до нитки, в башмаках хлюпала вода, капли дождя стекали по подбородку, и он был так далеко от дома. Впрочем, в некотором предательском смысле он был как раз дома. Большую часть своего рабочего дня он проводил ночью на улице. Шагать по мокрым улицам спящего города означало для него быть живым.
Природа ночи изменилась, но природа зверя осталась прежней.
//
- Кстати сказать, я абсолютно чист. Ничего противозаконного.
— Значит, тебе нечего бояться, — пожал плечами Ваймс.
— Правда? Это только еще раз доказывает, что ты не местный, — хмыкнул Газон.
//
Я учился в Клатче. У них там много новаторских идей в области медицины. Например, они считают, что в результате лечения пациентам должно становиться лучше.
//
«И что дальше? Думай о событиях так, словно они происходят по порядку. Не делай вид, будто ты знаешь, что произойдет, потому что этого может и не произойти. Будь самим собой. Будь верен себе».
//
Прошлой ночью он размышлял о том, а не произнести ли перед ними какую-нибудь зажигательную речь, чтобы представиться, но потом передумал. Может, они и скверные люди, но они стражники, а стражники не любят заигрываний типа: «Мы все — большая дружная семья» или: «Привет, парни, зовите меня просто Кристофер, моя дверь всегда открыта для вас. Уверен, если будем действовать сообща, все у нас получится и мы станем одной большой счастливой семьей». Они видели слишком много семей, чтобы поверить в подобную чушь.
//
— Будь я проклят, — прошептал Тук.
— «Будь я проклят, сэр», — поправил Ваймс.
//
Квирк вытянул руку, тыча дрожащим пальцем в сторону молодого Сэма Ваймса.
— Он взял долю! Долю взял! — завопил он. — Спроси у него!
Ваймс почувствовал, как волна отвращения прокатилась по стражникам. Квирк только что совершил самоубийство. Не выдавать друг друга офицерам — это было честно, но, когда игры кончены, Нельзя Толкать Товарища В Дерьмо. Да, слова «честь стражника» давно стали поводом для насмешек, но свой кодекс чести у них все же был, пусть и извращенный. Нельзя Толкать Товарищей В Дерьмо.
//
Взимание налогов не более чем ловко замаскированное вымогательство
//
Кстати, приятель, ты мечом владеешь?
— Да, я ходил на тренировки.
— Отлично. Отлично. На тренировки. Просто здорово. Значит, если на нас вдруг нападут мешки с соломой, я могу на тебя положиться.
//
Ты — не я, — подумал он. — Вряд ли я когда-то был таким молодым. Если ты собираешься стать мной, тебе придется серьезно поработать над собой. Тридцать проклятых лет на наковальне жизни. Тебе еще предстоит их пережить.
//
И нечего сверлить меня взглядом. Меня сверлили взглядом настоящие мастера этого дела, а у тебя сейчас такое лицо, словно тебе приспичило в сортир.
//
— Но ведь всем известно: там людей пытают, — пробормотал Сэм.
— Правда? — удивился Ваймс. — Тогда почему никто ничего не делает по этому поводу?
— Потому что там пытают.
//
— Может, есть другой способ… — произнесла Рози Лада, когда впереди замаячили огни конторы на Цепной.
— Для двухпенсовой перепышки место также неподходящее, — отрезал Ваймс и тут же услышал коллективный вздох.
//
— Так точно, сэр.
Хорошая фраза. Может означать все, что угодно, или совсем ничего. Если больше ничего не говорить, она остается не более чем знаком препинания.
//
— Должен тебяпоздравить, сержант, — объявил он, — с успешным преодолением врожденных пороков. Ты знаешь, что у тебя глаза серийногоубийцы? В таких вопросах яникогда… не ошибаюсь.
— Никак нет, сэр. Не знаю, сэр. Но впредь постараюсь никогда ими не пользоваться, сэр, — отозвался Ваймс.
//
— У вас действительно глаза серийного убийцы?
— Да, только я их забыл в кармане другого костюма.
//
— А что такой двухпенсовая перепышка?
— Это такой особенный пончик с джемом, юноша
//
Подобно всем мелким жуликам, стражники гордились тем, что у их падения хотя бы были пределы. Должен же быть кто-то ниже тебя, пусть даже копошащиеся в придонном иле черви
//
Было так рано-рано утром, что «поздно-поздно ночью» еще даже не вполне закончилось.
//
Анк-Морпорк потребляет очень, очень много свечей, сэр.
– Зато мы экономим на мыле, – хмыкнул Ваймс.
//
– Если я правильно понял, – вмешался Ваймс, – Убервальд – это большой жирный пудинг, на который все вдруг обратили внимание, и сейчас, воспользовавшись предстоящей коронацией как предлогом, мы должны нестись туда со всех ног с ножом, вилкой и ложкой, чтобы попытаться навалить на свою тарелку как можно больше кусков?
– Ваймс, твоя способность к осмыслению политической действительности достойна восхищения. Не хватает лишь соответствующего словарного запаса.
//
– И в службе почтовых голубей такой беспо…
– Мы более или менее решили проблему, сэр. Сменили корм, сэр
//
Ваймс с мрачным видом еще глубже опустился в кресло. Его жена была очень практичным и разумным человеком, и одним из ее крайне немногочисленных недостатков была ничем не оправданная вера в то, что он, Сэмюель Ваймс, обладает многими талантами.
//
Маленькая собачка с большим бантом, лежавшая на подушечке, смахивала скорее на крысу, чем на собаку. Правда, в последнем Ваймс был не совсем уверен – собачки подобного типа все до единой напоминали крыс.
//
Мы с вами очень похьожи друг на друга. Мы оба не пьем… алкоголь. Насколько мне извьестно, вы быльи алкоголиком, да, сэр Сэмюель?
– Нет, – ответил захваченный врасплох Ваймс. – Я быль пьяницей. Чтобы стать алкоголиком, у меня было слишком мало денег.
//
Он просто сокровище, вы так не счьитаете? – добавила она, когда Игорь удалился.
– Он определенно выглядит так, словно его совсем недавно выкопали из земли, – не задумываясь брякнул Ваймс. Данной фразы не было в дипломатическом протоколе встречи.
//
А ведь еще сегодня утром новый посол Анк-Морпорка вручал свои верительные грамоты. А вечером главнокомандующий Стражей Анк-Морпорка собирался раскрыть кражу, казавшуюся такой простой. А сейчас он болтается в какой-то ледяной шахте, и лишь несколько дюймов прогнившей, ненадежной древесины отделяют его от короткого путешествия в мир иной.
Он надеялся только на одно – на то, что вся его жизнь не промелькнет перед глазами. Были в ней определенные эпизоды, которые очень не хотелось вспоминать.
//
Ваймс не умел ориентироваться в лесу. Обычно он видел лес только на горизонте. Если он когда-нибудь и думал о лесе, то представлял себе много-много деревьев, коричневых внизу и зеленых наверху
//
Неужели здесь совсем нет людей? Ваймс плохо разбирался в сельской жизни, но разве в лесу не должно быть всяких углежогов, лесорубов и… он напряг память… маленьких девочек, относящих пирожки бабушкам? Все истории, слышанные Ваймсом в детстве, предполагали, что в любом лесу жизнь буквально ключом бьет: всякий шум, гам, крики… А здесь царила абсолютная тишина.
//
Кажется, именно так поступают туристы в Пустофьорде? Он где-то слышал об этом. Принимают горячие паровые ванны, а потом носятся по снегу и стегают друг друга березовыми ветками. Или еще чем-то. Нет такой глупости, которую уже не совершил бы какой-нибудь иностранец.
//
Я служила в Страже Анк-Морпорка. Каков девиз нашего города? «Каждый Имеет Право Не Быть Убитым».
//
Ваймс выпустил из рук весла и подтянул к себе веревку, которую бывший хозяин лодки использовал вместо швартовов. «Возможно, если я привяжу к спине топор, то не потеряю его», – подумал он.
В его воображении сразу возникла отчетливая картинка, повествующая о том, что ждет человека, падающего в водопад с привязанным к телу очень острым куском металла…
– ДОБРОЕ УТРО.
Ваймс изумленно заморгал. В лодке появилась высокая фигура в черном балахоне.
– Ты – Смерть?
– ЭТО ВЕДЬ КОСА, НЕ ТАК ЛИ? ПО-МОЕМУ, ЕЕ ОЧЕНЬ ТРУДНО НЕ ЗАМЕТИТЬ.
– Значит, я умру?
– ВОЗМОЖНО.
– Возможно?! Ты что, теперь стал появляться, когда люди, возможно, умрут?
– ГМ, С НЕДАВНИХ ПОР – ДА. НОВЫЕ ВЕЯНИЯ. А ВСЕ ИЗ-ЗА ЭТОГО ПРИНЦИПА НЕУВЕРЕННОСТИ.
– А это что такое?
– Я НЕ СОВСЕМ УВЕРЕН.
– Исчерпывающее объяснение.
– МНЕ КАЖЕТСЯ, ЭТО ЗНАЧИТ, ЧТО ЛЮДИ МОГУТ ЛИБО УМЕРЕТЬ, ЛИБО НЕ УМЕРЕТЬ. ТЕПЕРЬ МОЙ РАБОЧИЙ ГРАФИК ТРЕЩИТ ПО ШВАМ, НО Я ВСЕГДА СТАРАЛСЯ ИДТИ В НОГУ СО ВРЕМЕНЕМ.
//
– Ты мне поможешь?
– СКОРЕЕ ВСЕГО.
– И когда?
– КОГДА БОЛЬ СТАНЕТ ОСОБО НЕСТЕРПИМОЙ. – Смерть немного помолчал и добавил: – ИЗВИНИ. Я ВДРУГ ПОНЯЛ, ЧТО ТЫ ЖДАЛ НЕСКОЛЬКО ИНОГО ОТВЕТА.
//
На этом все могло бы и закончиться, но вервольф, нанося ответный удар, немного подтянулся вверх – и оказался в пределах досягаемости Локтя Ваймса.
Локоть заслуживал заглавной буквы. Он побеждал во многих уличных драках.
//
Сама идея драки очень и очень проста: нужно как можно быстрее сделать так, чтобы противник перестал тебя бить. Никаких очков, никаких баллов ты в драке не заработаешь. Ваймсу частенько приходилось драться в обстоятельствах, когда всякое размахивание руками – роскошь, о которой можно только мечтать. И в таких вот драках хорошо поставленным ударом локтя, особенно если немножко помочь коленом, можно добиться поразительных результатов.
//
Он наносил удар за ударом своей дубиной. Он ревел. Слов не было. То был звук, возникший задолго до слов, – бессловесный, бессмысленный. Этот рев нес в себе лишь сожаление о том, что Ваймс не может причинить еще больше боли…
//
– Здесь все не так, как у нас, сэр, – вступился Моркоу. – Всего десять лет назад суд физическим испытанием заменили здесь судом юристов. И то лишь потому, что суд юристов зарекомендовал себя более беспощадным.
//
Впрочем, для Сэма она все равно готовила, поскольку инстинктивно чувствовала: жена должна этим заниматься. Кроме того, его вкусы полностью соответствовали ее кулинарному искусству. Ему нравились подгоревшие сосиски и яичница, которая пружинила при попытке вонзить в нее вилку. Если на стол подавали икру, он предпочитал сделать из нее липкую кашу. Сэм Ваймс относился к тому типу людей, которых очень легко накормить, главное – чтобы в доме было сало.
//
И вдруг Сибилла взбунтовалась.
Она была крупной и доброй женщиной. Учиться в пансионе ей не нравилось. Девичья компания – не то общество, в котором можно быть крупной и доброй, поскольку все интерпретируют это как «глупая» или, того хуже, «лишенная вкуса».
– Зато мы экономим на мыле, – хмыкнул Ваймс.
//
– Если я правильно понял, – вмешался Ваймс, – Убервальд – это большой жирный пудинг, на который все вдруг обратили внимание, и сейчас, воспользовавшись предстоящей коронацией как предлогом, мы должны нестись туда со всех ног с ножом, вилкой и ложкой, чтобы попытаться навалить на свою тарелку как можно больше кусков?
– Ваймс, твоя способность к осмыслению политической действительности достойна восхищения. Не хватает лишь соответствующего словарного запаса.
//
– И в службе почтовых голубей такой беспо…
– Мы более или менее решили проблему, сэр. Сменили корм, сэр
//
Ваймс с мрачным видом еще глубже опустился в кресло. Его жена была очень практичным и разумным человеком, и одним из ее крайне немногочисленных недостатков была ничем не оправданная вера в то, что он, Сэмюель Ваймс, обладает многими талантами.
//
Маленькая собачка с большим бантом, лежавшая на подушечке, смахивала скорее на крысу, чем на собаку. Правда, в последнем Ваймс был не совсем уверен – собачки подобного типа все до единой напоминали крыс.
//
Мы с вами очень похьожи друг на друга. Мы оба не пьем… алкоголь. Насколько мне извьестно, вы быльи алкоголиком, да, сэр Сэмюель?
– Нет, – ответил захваченный врасплох Ваймс. – Я быль пьяницей. Чтобы стать алкоголиком, у меня было слишком мало денег.
//
Он просто сокровище, вы так не счьитаете? – добавила она, когда Игорь удалился.
– Он определенно выглядит так, словно его совсем недавно выкопали из земли, – не задумываясь брякнул Ваймс. Данной фразы не было в дипломатическом протоколе встречи.
//
А ведь еще сегодня утром новый посол Анк-Морпорка вручал свои верительные грамоты. А вечером главнокомандующий Стражей Анк-Морпорка собирался раскрыть кражу, казавшуюся такой простой. А сейчас он болтается в какой-то ледяной шахте, и лишь несколько дюймов прогнившей, ненадежной древесины отделяют его от короткого путешествия в мир иной.
Он надеялся только на одно – на то, что вся его жизнь не промелькнет перед глазами. Были в ней определенные эпизоды, которые очень не хотелось вспоминать.
//
Ваймс не умел ориентироваться в лесу. Обычно он видел лес только на горизонте. Если он когда-нибудь и думал о лесе, то представлял себе много-много деревьев, коричневых внизу и зеленых наверху
//
Неужели здесь совсем нет людей? Ваймс плохо разбирался в сельской жизни, но разве в лесу не должно быть всяких углежогов, лесорубов и… он напряг память… маленьких девочек, относящих пирожки бабушкам? Все истории, слышанные Ваймсом в детстве, предполагали, что в любом лесу жизнь буквально ключом бьет: всякий шум, гам, крики… А здесь царила абсолютная тишина.
//
Кажется, именно так поступают туристы в Пустофьорде? Он где-то слышал об этом. Принимают горячие паровые ванны, а потом носятся по снегу и стегают друг друга березовыми ветками. Или еще чем-то. Нет такой глупости, которую уже не совершил бы какой-нибудь иностранец.
//
Я служила в Страже Анк-Морпорка. Каков девиз нашего города? «Каждый Имеет Право Не Быть Убитым».
//
Ваймс выпустил из рук весла и подтянул к себе веревку, которую бывший хозяин лодки использовал вместо швартовов. «Возможно, если я привяжу к спине топор, то не потеряю его», – подумал он.
В его воображении сразу возникла отчетливая картинка, повествующая о том, что ждет человека, падающего в водопад с привязанным к телу очень острым куском металла…
– ДОБРОЕ УТРО.
Ваймс изумленно заморгал. В лодке появилась высокая фигура в черном балахоне.
– Ты – Смерть?
– ЭТО ВЕДЬ КОСА, НЕ ТАК ЛИ? ПО-МОЕМУ, ЕЕ ОЧЕНЬ ТРУДНО НЕ ЗАМЕТИТЬ.
– Значит, я умру?
– ВОЗМОЖНО.
– Возможно?! Ты что, теперь стал появляться, когда люди, возможно, умрут?
– ГМ, С НЕДАВНИХ ПОР – ДА. НОВЫЕ ВЕЯНИЯ. А ВСЕ ИЗ-ЗА ЭТОГО ПРИНЦИПА НЕУВЕРЕННОСТИ.
– А это что такое?
– Я НЕ СОВСЕМ УВЕРЕН.
– Исчерпывающее объяснение.
– МНЕ КАЖЕТСЯ, ЭТО ЗНАЧИТ, ЧТО ЛЮДИ МОГУТ ЛИБО УМЕРЕТЬ, ЛИБО НЕ УМЕРЕТЬ. ТЕПЕРЬ МОЙ РАБОЧИЙ ГРАФИК ТРЕЩИТ ПО ШВАМ, НО Я ВСЕГДА СТАРАЛСЯ ИДТИ В НОГУ СО ВРЕМЕНЕМ.
//
– Ты мне поможешь?
– СКОРЕЕ ВСЕГО.
– И когда?
– КОГДА БОЛЬ СТАНЕТ ОСОБО НЕСТЕРПИМОЙ. – Смерть немного помолчал и добавил: – ИЗВИНИ. Я ВДРУГ ПОНЯЛ, ЧТО ТЫ ЖДАЛ НЕСКОЛЬКО ИНОГО ОТВЕТА.
//
На этом все могло бы и закончиться, но вервольф, нанося ответный удар, немного подтянулся вверх – и оказался в пределах досягаемости Локтя Ваймса.
Локоть заслуживал заглавной буквы. Он побеждал во многих уличных драках.
//
Сама идея драки очень и очень проста: нужно как можно быстрее сделать так, чтобы противник перестал тебя бить. Никаких очков, никаких баллов ты в драке не заработаешь. Ваймсу частенько приходилось драться в обстоятельствах, когда всякое размахивание руками – роскошь, о которой можно только мечтать. И в таких вот драках хорошо поставленным ударом локтя, особенно если немножко помочь коленом, можно добиться поразительных результатов.
//
Он наносил удар за ударом своей дубиной. Он ревел. Слов не было. То был звук, возникший задолго до слов, – бессловесный, бессмысленный. Этот рев нес в себе лишь сожаление о том, что Ваймс не может причинить еще больше боли…
//
– Здесь все не так, как у нас, сэр, – вступился Моркоу. – Всего десять лет назад суд физическим испытанием заменили здесь судом юристов. И то лишь потому, что суд юристов зарекомендовал себя более беспощадным.
//
Впрочем, для Сэма она все равно готовила, поскольку инстинктивно чувствовала: жена должна этим заниматься. Кроме того, его вкусы полностью соответствовали ее кулинарному искусству. Ему нравились подгоревшие сосиски и яичница, которая пружинила при попытке вонзить в нее вилку. Если на стол подавали икру, он предпочитал сделать из нее липкую кашу. Сэм Ваймс относился к тому типу людей, которых очень легко накормить, главное – чтобы в доме было сало.
//
И вдруг Сибилла взбунтовалась.
Она была крупной и доброй женщиной. Учиться в пансионе ей не нравилось. Девичья компания – не то общество, в котором можно быть крупной и доброй, поскольку все интерпретируют это как «глупая» или, того хуже, «лишенная вкуса».
//
— Это было… гораздо легче. Чем быть стражником, то есть. Все ясно, ты солдат, а сволочи на той стороне — враги. Боевым маршем приходим на большое поле, строимся в каре, потом тип с пером на шлеме отдает приказ перестраиваться в клин…
— О боги, неужели так на самом деле и происходит? А я считал, что эти треугольнички рисуют только на планах сражений!
— Старый герцог, он все делал по учебникам…
//
— Вот, — сообщил он. — Это принадлежало моему прадедушке. Он участвовал в той знаменитой сваре с Псевдополисом, и мой прапрадедушка дал ему с собой этот солдатский молитвенник, потому как на войне тебе только и остается, что молиться, уж поверьте мне, и прадедушка сунул книжку в верхний карман кожаного жилета, на нормальные латы денег не хватило, а на следующий день во время сражения, откуда ни возьмись, стрела и, фьють, прямиком в книжку, просверлила ее всю до последней страницы и застряла. Вот, можете посмотреть. Дыра осталась.
— Да уж, чудо так чудо, — согласился Моркоу.
— Оно самое, — подтвердил сержант и уныло поглядел на потрепанный томик. — Если бы не остальные семнадцать стрел…
//
Сибилла внизу занималась приготовлением обеда. Она не очень хорошо готовила. Что вполне устраивало Ваймса, поскольку он не очень хорошо питался.
//
— А, капитан Дженкинс! Сегодня тебе крупно повезло!
Капитан оторвался от веревки, которую как раз скручивал. Всякого насторожит, если ему скажут, что сегодня ему крупно повезло. Обычно такое не к добру. Стоит кому-нибудь сказать, что сегодня вам крупно повезло, как непременно случается какая-нибудь гадость
//
Слава ждет, господа. Выражаясь словами генерала Тактикуса, пора брать историю за то, что торчит.
//
— Леонард болтал о каких-то там хероглифах. Ты знаешь, что это такое?
Колон задумался, но ненадолго.
— Порода моллюска, капрал.
— И все-то ты знаешь, — восхитился Шнобби. — Так вот что такое хероглиф! А если моллюск, ну, без этого самого, он, стало быть, нихераглиф, да?
//
— Вот что, солдаты, говорит генерал по поводу способов победы над более многочисленным, лучше вооруженным и занимающим более выгодное стратегическое положение противником. — Он перелистнул страницу. — «Никогда Не Вступай С Таковым В Бой».
— Похоже, не дурак был парень, — одобрил Дженкинс.
//
— Мой шатер — твой шатер.
— В самом деле? — удивился Ваймс.
— Мои жены — твои жены…
Ваймс запаниковал.
//
В еде он руководствовался лишь одним принципом: узнаёшь по крайней мере половину, значит, скорее всего, переваришь и остальное.
//
— Вали говорил, ты большой дипломат! Нет-нет, мы не убиваем купцов! С какой стати нам убивать купцов? Где смысл? Это так же глупо, как убивать дареного коня, несущего золотые яйца!
— Уж конечно, такую редкость убивать не стоит — лучше зарабатывать, показывая его на ярмарках.
//
В прохладном воздухе Ваймсу стало лучше. Вытащив из кармана мятую и отсыревшую пачку сигар, он раскурил одну об уголек из костра и глубоко затянулся.
— Так, значит… дома у Прекрасного принца не все ладится? А лорду Витинари это известно?
— Гадит ли верблюд в пустыне, сэр?
— Вижу, ты неплохо освоил клатчский.
Джаббар буркнул что-то. В ответ раздался новый взрыв хохота.
— Э-э… Джаббар говорит, слава богам, что верблюд оставляет по всей пустыне кучи, иначе вам нечем было бы зажечь сигару, сэр.
Опять настал один из тех моментов, когда Ваймс почувствовал, что его проверяют. Главное — дипломатия, говаривал ему Витинари.
Он опять глубоко затянулся.
— Улучшает аромат, — сообщил он. — Капитан, напомни мне, чтобы я прихватил немножко ЭТОГО домой.
В глазах Джаббара он увидел, что не меньше двух судей нехотя поднимают таблички с высшей оценкой.
//
Как говорится, если ищешь войны, готовься к войне.
— Если не ошибаюсь, милорд, высказывание звучит несколько иначе: «Если ищешь мира, готовься к войне…» Так, по-моему, — отважился поправить Леонард.
Витинари, склонив голову набок, пошевелил губами, беззвучно повторяя фразу.
— Нет-нет, — наконец ответил он. — В таком варианте я просто не вижу смысла.
//
— Будем действовать осмотрительно, — сказал он. — Высадимся на берег под защитой темноты.
— Э-э… а не могли бы мы высадиться на берег под защитой чего-нибудь другого, посущественнее? — робко осведомился сержант Колон.
//
На пустыню обрушилась ночь, внезапно облив пески темным фиолетом. Свет алмазных звезд с легкостью пронзал прозрачный воздух, напоминая вдумчивому наблюдателю, что недаром религии рождаются именно в пустынях и на возвышенностях. Не видя над головой ничего, кроме бездонной безграничности, человек испытывает отчаянную потребность хоть чем-нибудь от нее отгородиться.
— О боги, неужели так на самом деле и происходит? А я считал, что эти треугольнички рисуют только на планах сражений!
— Старый герцог, он все делал по учебникам…
//
— Вот, — сообщил он. — Это принадлежало моему прадедушке. Он участвовал в той знаменитой сваре с Псевдополисом, и мой прапрадедушка дал ему с собой этот солдатский молитвенник, потому как на войне тебе только и остается, что молиться, уж поверьте мне, и прадедушка сунул книжку в верхний карман кожаного жилета, на нормальные латы денег не хватило, а на следующий день во время сражения, откуда ни возьмись, стрела и, фьють, прямиком в книжку, просверлила ее всю до последней страницы и застряла. Вот, можете посмотреть. Дыра осталась.
— Да уж, чудо так чудо, — согласился Моркоу.
— Оно самое, — подтвердил сержант и уныло поглядел на потрепанный томик. — Если бы не остальные семнадцать стрел…
//
Сибилла внизу занималась приготовлением обеда. Она не очень хорошо готовила. Что вполне устраивало Ваймса, поскольку он не очень хорошо питался.
//
— А, капитан Дженкинс! Сегодня тебе крупно повезло!
Капитан оторвался от веревки, которую как раз скручивал. Всякого насторожит, если ему скажут, что сегодня ему крупно повезло. Обычно такое не к добру. Стоит кому-нибудь сказать, что сегодня вам крупно повезло, как непременно случается какая-нибудь гадость
//
Слава ждет, господа. Выражаясь словами генерала Тактикуса, пора брать историю за то, что торчит.
//
— Леонард болтал о каких-то там хероглифах. Ты знаешь, что это такое?
Колон задумался, но ненадолго.
— Порода моллюска, капрал.
— И все-то ты знаешь, — восхитился Шнобби. — Так вот что такое хероглиф! А если моллюск, ну, без этого самого, он, стало быть, нихераглиф, да?
//
— Вот что, солдаты, говорит генерал по поводу способов победы над более многочисленным, лучше вооруженным и занимающим более выгодное стратегическое положение противником. — Он перелистнул страницу. — «Никогда Не Вступай С Таковым В Бой».
— Похоже, не дурак был парень, — одобрил Дженкинс.
//
— Мой шатер — твой шатер.
— В самом деле? — удивился Ваймс.
— Мои жены — твои жены…
Ваймс запаниковал.
//
В еде он руководствовался лишь одним принципом: узнаёшь по крайней мере половину, значит, скорее всего, переваришь и остальное.
//
— Вали говорил, ты большой дипломат! Нет-нет, мы не убиваем купцов! С какой стати нам убивать купцов? Где смысл? Это так же глупо, как убивать дареного коня, несущего золотые яйца!
— Уж конечно, такую редкость убивать не стоит — лучше зарабатывать, показывая его на ярмарках.
//
В прохладном воздухе Ваймсу стало лучше. Вытащив из кармана мятую и отсыревшую пачку сигар, он раскурил одну об уголек из костра и глубоко затянулся.
— Так, значит… дома у Прекрасного принца не все ладится? А лорду Витинари это известно?
— Гадит ли верблюд в пустыне, сэр?
— Вижу, ты неплохо освоил клатчский.
Джаббар буркнул что-то. В ответ раздался новый взрыв хохота.
— Э-э… Джаббар говорит, слава богам, что верблюд оставляет по всей пустыне кучи, иначе вам нечем было бы зажечь сигару, сэр.
Опять настал один из тех моментов, когда Ваймс почувствовал, что его проверяют. Главное — дипломатия, говаривал ему Витинари.
Он опять глубоко затянулся.
— Улучшает аромат, — сообщил он. — Капитан, напомни мне, чтобы я прихватил немножко ЭТОГО домой.
В глазах Джаббара он увидел, что не меньше двух судей нехотя поднимают таблички с высшей оценкой.
//
Как говорится, если ищешь войны, готовься к войне.
— Если не ошибаюсь, милорд, высказывание звучит несколько иначе: «Если ищешь мира, готовься к войне…» Так, по-моему, — отважился поправить Леонард.
Витинари, склонив голову набок, пошевелил губами, беззвучно повторяя фразу.
— Нет-нет, — наконец ответил он. — В таком варианте я просто не вижу смысла.
//
— Будем действовать осмотрительно, — сказал он. — Высадимся на берег под защитой темноты.
— Э-э… а не могли бы мы высадиться на берег под защитой чего-нибудь другого, посущественнее? — робко осведомился сержант Колон.
//
На пустыню обрушилась ночь, внезапно облив пески темным фиолетом. Свет алмазных звезд с легкостью пронзал прозрачный воздух, напоминая вдумчивому наблюдателю, что недаром религии рождаются именно в пустынях и на возвышенностях. Не видя над головой ничего, кроме бездонной безграничности, человек испытывает отчаянную потребность хоть чем-нибудь от нее отгородиться.
//
Колон всегда считал, что герой — это нечто вроде заводного механизма, который идет и со славой погибает за бога, страну и яблочный пирог — или какое там кушанье готовит в своей деревне его старушка-мать? И сержанту никогда не приходило в голову, что герои могут идти на верную погибель только потому, что в противном случае на них могут наорать.
//
Рядом застонал капрал Шноббс. Ему хотя бы оставили штаны. Есть области, куда не осмеливаются вторгаться даже самые дерзкие, и часть Шнобби от колена и выше, до груди, была именно из таких областей.
//
А в Анк-Морпорке горела Гильдия Шутовских Дел и Баламутства.
Проблема заключалась в том, что пожарная команда Гильдии состояла большей частью из клоунов.
А проблема этой проблемы заключалась в том, что при виде лестницы и ведра с водой клоун мог действовать лишь определенным образом. Сказывались долгие годы тренировок. Клоун поступал так, как приказывал ему его красный нос. С красным носом особо не поспоришь.
//
Шпат был настолько большим, что совершенно не выделялся в толпе, поскольку сам по себе был толпой. Люди не замечали его, потому что он загораживал все остальное.
//
Вселенная устроена так, что человек, всегда заставляющий вас ждать как минимум десять минут, в тот день, когда вы опоздаете на десять минут, будет готов к встрече десятью минутами раньше. И постарается подчеркнуть ваше опоздание, ни словом о нем не упомянув.
//
Он придвинул к себе очередной документ и быстро пробежал его глазами.
– Ага… Как вижу, новое отделение уличного движения добилось желаемых результатов. – Он кивнул на огромную кипу бумаг на столе. – Я получил кучу жалоб от Гильдии Возниц и Гуртовщиков. Отличная работа. Передайте мою благодарность сержанту Колону и его команде.
Колон всегда считал, что герой — это нечто вроде заводного механизма, который идет и со славой погибает за бога, страну и яблочный пирог — или какое там кушанье готовит в своей деревне его старушка-мать? И сержанту никогда не приходило в голову, что герои могут идти на верную погибель только потому, что в противном случае на них могут наорать.
//
Рядом застонал капрал Шноббс. Ему хотя бы оставили штаны. Есть области, куда не осмеливаются вторгаться даже самые дерзкие, и часть Шнобби от колена и выше, до груди, была именно из таких областей.
//
А в Анк-Морпорке горела Гильдия Шутовских Дел и Баламутства.
Проблема заключалась в том, что пожарная команда Гильдии состояла большей частью из клоунов.
А проблема этой проблемы заключалась в том, что при виде лестницы и ведра с водой клоун мог действовать лишь определенным образом. Сказывались долгие годы тренировок. Клоун поступал так, как приказывал ему его красный нос. С красным носом особо не поспоришь.
//
Шпат был настолько большим, что совершенно не выделялся в толпе, поскольку сам по себе был толпой. Люди не замечали его, потому что он загораживал все остальное.
//
Вселенная устроена так, что человек, всегда заставляющий вас ждать как минимум десять минут, в тот день, когда вы опоздаете на десять минут, будет готов к встрече десятью минутами раньше. И постарается подчеркнуть ваше опоздание, ни словом о нем не упомянув.
//
Он придвинул к себе очередной документ и быстро пробежал его глазами.
– Ага… Как вижу, новое отделение уличного движения добилось желаемых результатов. – Он кивнул на огромную кипу бумаг на столе. – Я получил кучу жалоб от Гильдии Возниц и Гуртовщиков. Отличная работа. Передайте мою благодарность сержанту Колону и его команде.
//
— Мы закончили? — спросил Нед.
— Отдай свой значок, — велел сержант ночной стражи Ваймс.
— Что?
— Ты решил уйти. Твое право. Отдай значок.
Тренч отшатнулся, словно увидел змею.
— Да пошел ты!
— Тогда уезжай из города, — посоветовал Ваймс. — Ради своего же блага.
— Ты что, угрожаешь?
— Не я. Но выслушай совет, мой мальчик. Никогда не доверяй революциям. Революция всего лишь замыкает круг. Поэтому их и называют революциями. Люди умирают, и никаких перемен. Еще увидимся.
Он развернулся и быстро ушел, чтобы Тренч не видел его лица.»
//
«- Ты Редж Башмак, — сказал Ваймс. — С Корсетного переулка.
— Ага, значит, на меня заведено секретное дело, да? — вскричал Редж с поистине жутким восторгом.
— Нет, не совсем так. А пока, будь добр...
— Готов поспорить, на меня заведено огромное дело с целый дом толщиной! — не унимался Редж.
— Ну, не то чтобы с дом, — ответил Ваймс. — послушай, Редж, мы...
— Я хочу его видеть! Я настаиваю!
Ваймс вздохнул.
— Господин Башмак, мы не заводили на тебя дело. Редж, ты нам нисколечко не интересен.
Бегающие глазки Реджа на мгновение задержались на лице Ваймса, но, видимо, потом мозг юного революционера отверг полученную информацию как полностью не соответствующую его фантастическому представлению о действительности.
— Пытать меня все равно без толку, я ничего не скажу о моих товарищах по революционной ячейке! — заявил Редж.
— Хорошо, значит, пытать мы тебя не будем. Но, может, ты...
— Мы так работаем, понимаешь? Никто из кадровых революционеров не знает ничего о других!
— Правда? А они о тебе знают? — спросил Ваймс.
Лицо Реджа на мгновение омрачилось.
— Прошу прощения?
— Ну, ты сказал, что ничего о них не знаешь, — напомнил Ваймс. — А они о тебе знают?
Он хотел добавить: „В твоей ячейке никого нет, Редж. Настоящие революционеры, молчаливые типы со взглядом профессиональных игроков в покер, знать не знают о твоем существовании, либо им на тебя совершенно наплевать. У тебя есть рубашка, пояс и подобающая прическа, ты знаешь все песни, но городским партизаном ты так и не стал. Ты — городской мечтатель. Опрокидываешь мусорные баки, пишешь всякую чушь на стенах от имени Народа, который с удовольствием дал бы тебе по ушам, если бы застал за этим занятием. Но ты веришь.“
— Или ты тайный агент? — предположил Ваймс, бросая бедняге спасительную соломинку.
Редж тут же ухватился за нее и повеселел.
— Вот именно! — воскликнул он. — Народ — это море, в котором плавают революционеры!
— Типа как рыба-меч? — подсказал Ваймс.
— Прошу прощения?
„Камбала ты, вот кто, — подумал Ваймс. — А вот Нед — революционер. Знает, как драться, умеет думать, пусть и заблуждается. А ты, Редж, лучше сидел бы дома...“
— Да, теперь я понимаю, что ты опасный человек, — произнес он вслух. — Лучше держать тебя под присмотром. О да. Ты способен подточить врага изнутри.
Просияв от облегчения, Редж торжествующе вскинул кулах и с революционным рвением потащил стол на новую баррикаду.»
— Отдай свой значок, — велел сержант ночной стражи Ваймс.
— Что?
— Ты решил уйти. Твое право. Отдай значок.
Тренч отшатнулся, словно увидел змею.
— Да пошел ты!
— Тогда уезжай из города, — посоветовал Ваймс. — Ради своего же блага.
— Ты что, угрожаешь?
— Не я. Но выслушай совет, мой мальчик. Никогда не доверяй революциям. Революция всего лишь замыкает круг. Поэтому их и называют революциями. Люди умирают, и никаких перемен. Еще увидимся.
Он развернулся и быстро ушел, чтобы Тренч не видел его лица.»
//
«- Ты Редж Башмак, — сказал Ваймс. — С Корсетного переулка.
— Ага, значит, на меня заведено секретное дело, да? — вскричал Редж с поистине жутким восторгом.
— Нет, не совсем так. А пока, будь добр...
— Готов поспорить, на меня заведено огромное дело с целый дом толщиной! — не унимался Редж.
— Ну, не то чтобы с дом, — ответил Ваймс. — послушай, Редж, мы...
— Я хочу его видеть! Я настаиваю!
Ваймс вздохнул.
— Господин Башмак, мы не заводили на тебя дело. Редж, ты нам нисколечко не интересен.
Бегающие глазки Реджа на мгновение задержались на лице Ваймса, но, видимо, потом мозг юного революционера отверг полученную информацию как полностью не соответствующую его фантастическому представлению о действительности.
— Пытать меня все равно без толку, я ничего не скажу о моих товарищах по революционной ячейке! — заявил Редж.
— Хорошо, значит, пытать мы тебя не будем. Но, может, ты...
— Мы так работаем, понимаешь? Никто из кадровых революционеров не знает ничего о других!
— Правда? А они о тебе знают? — спросил Ваймс.
Лицо Реджа на мгновение омрачилось.
— Прошу прощения?
— Ну, ты сказал, что ничего о них не знаешь, — напомнил Ваймс. — А они о тебе знают?
Он хотел добавить: „В твоей ячейке никого нет, Редж. Настоящие революционеры, молчаливые типы со взглядом профессиональных игроков в покер, знать не знают о твоем существовании, либо им на тебя совершенно наплевать. У тебя есть рубашка, пояс и подобающая прическа, ты знаешь все песни, но городским партизаном ты так и не стал. Ты — городской мечтатель. Опрокидываешь мусорные баки, пишешь всякую чушь на стенах от имени Народа, который с удовольствием дал бы тебе по ушам, если бы застал за этим занятием. Но ты веришь.“
— Или ты тайный агент? — предположил Ваймс, бросая бедняге спасительную соломинку.
Редж тут же ухватился за нее и повеселел.
— Вот именно! — воскликнул он. — Народ — это море, в котором плавают революционеры!
— Типа как рыба-меч? — подсказал Ваймс.
— Прошу прощения?
„Камбала ты, вот кто, — подумал Ваймс. — А вот Нед — революционер. Знает, как драться, умеет думать, пусть и заблуждается. А ты, Редж, лучше сидел бы дома...“
— Да, теперь я понимаю, что ты опасный человек, — произнес он вслух. — Лучше держать тебя под присмотром. О да. Ты способен подточить врага изнутри.
Просияв от облегчения, Редж торжествующе вскинул кулах и с революционным рвением потащил стол на новую баррикаду.»
//
Первым делом Карцеру следует всадить стрелу в ногу. Просто чтобы привлечь его внимание. Сначала стреляешь…
— …а уж потом задаешь вопросы? — уточнил Витинари.
Ваймс задержался на пороге.
— У меня нет к нему вопросов.
//
Вороны были коренным населением крыши. Воздух тут насквозь пропитался магией, и жизнь в подобной среде на протяжении сотни поколений подняла интеллектуальный уровень этих и без того разумных птиц до небывалых высот. Но это еще не означало, что они стали умными. Просто их дурость приобрела некую настырность, поскольку происходящее в городе стало для этих птиц своего рода эквивалентом развлекательного телевидения
//
это был сиятельный Рональд Ржав собственной персоной — дар божий для врага, причем врага любого, и ходячее средство воодушевления всех дезертиров.
//
Семейство Ржавов породило много великих воинов, вполне соответствующих нетребовательным стандартам прикладного военного искусства: «Вычти свои потери из потерь врага и, если результат будет положительным, можешь говорить, что одержал славную победу».
//
— Должен тебяпоздравить, сержант, — объявил он, — с успешным преодолением врожденных пороков. Ты знаешь, что у тебя глаза серийногоубийцы? В таких вопросах яникогда… не ошибаюсь.
— Никак нет, сэр. Не знаю, сэр. Но впредь постараюсь никогда ими не пользоваться, сэр, — отозвался Ваймс.
//
— У вас действительно глаза серийного убийцы?
— Да, только я их забыл в кармане другого костюма.
//
Снова шепот. Ваймсу удалось расслышать: «Это тот самый сержант, который прошлой ночью…» — что встретило горячие возражения среди шепчущихся. Потом кто-то проорал:
— Смерть тиранам!
Спор разгорелся с новой силой. Наконец кто-то сказал: «Ну ладно» — и крикнул:
— Смерть тиранам, за исключением тут присутствующих! Вот так, теперь все довольны?
//
Значок крайне важен. Да. Недаром он сделан в форме щита. Он защищает. Ваймс часто размышлял об этом длинными темными ночами. Значок защищал от зверя, притаившегося в темноте его разума.
//
Кто знает, какое зло таится в сердцах людей? Стражник, вот кто. Прослужив десять лет, ты думаешь, что все повидал, но мрак продолжает извергать из себя новые сюрпризы. Ты видишь, как близко к зверю живут люди.
//
Но у него, Сэма Ваймса, был талисман, защищающий от этого соблазна, — значок. Если не считать тех времен, когда силы этого талисмана оказалось недостаточно и пришлось положиться на магию бутылки…
//
Из-за баррикады на них сыпался град метательных снарядов. Метание камней и прочих предметов было анк-морпоркским национальным видом спорта, и что-то в облике Ржава делало его главной мишенью.
//
— Эта мебель выглядит грязной, — заявила госпожа Резерфорд. — А эти бочки, случаем, не из-под пива?
— Вы правы, мэм, но они пусты, — ответил Ваймс.
— Ты уверен? Я категорически отказываюсь прятаться за алкоголем! Никогда не одобряла алкоголь и Резерфорду не позволяла!
— Мэм, уверяю, рядом с моими людьми ни одна пивная бочка не останется полной, — сказал Ваймс. — По этому поводу точно не беспокойтесь.
— А твои люди трезвы и опрятны? — с подозрением спросила женщина.
— Когда без вариантов, то да, мэм, — уверил Ваймс.
//
Ты — городской мечтатель. Опрокидываешь мусорные баки, пишешь всякую чушь на стенах от имени Народа, который с удовольствием дал бы тебе по ушам, если бы застал за этим занятием.
//
Ваймс всегда недолюбливал кавалерию. Как-то унизительно иметь дело с человеком, который обращается к тебе с высоты добрых восьми футов. Неприятно разговаривать, глядя в лошадиные ноздри. Ваймс вообще не любил, когда на него смотрели сверху вниз.
//
— Но это баррикада, сэр, — уперся первый всадник, не оставляя попыток испепелить Ваймса взглядом.
— Это просто куча старой мебели. Полагаю, люди затеяли весеннюю генеральную уборку. Ты никогда не станешь офицером, если не научишься замечать очевидное..
//
— Доверять можно?
— Если выпьет лишнюю пинту — нет, не стоит.
//
Как всегда, ключ к победе — это умение сделать вид, будто ты имеешь полное право, нет, просто обязан быть там, где ты есть. Дополнительный плюс, если каждый твой жест говорит, что больше никто не имеет этого самого права — ни на что, нигде, никогда. Для опытного стражника это не так уж и трудно
//
И были мертвые. И были… остальные. Пусть не мертвые, но спрятавшиеся где-то в собственных головах, потому что возвращаться им было некуда. Пыточное кресло ломало их снова и снова. Им уже никто и ничто не поможет.
//
Кто на самом деле знает, какое зло таится в сердцах людей?
— Я.
Кто вообще знает, на что способен человек в здравом уме и твердой памяти?
— БОЮСЬ, ТОЖЕ Я.
Ваймс посмотрел на дверь последней камеры. Нет, он не войдет туда еще раз. Неудивительно, что там жутко воняло.
— ТЫ НЕ СЛЫШИШЬ МЕНЯ, ДА? ЗНАЧИТ, ПРОСТО ПОКАЗАЛОСЬ, — сказал Смерть и стал ждать.
//
— Да-да, верно… Так вот, здесь говорится, что мы завладеем средствами производства, типа того… Я хотел бы знать, а как будет с моей сапожной мастерской? Ну, то есть она же и так моя, верно? Да и не влезут туда все. Там места только мне, моему сынку Гарбуту и, ну, может, еще клиенту…
Ваймс улыбнулся в темноте. Редж еще не понял, какую кашу заварил.
— Да, однако после революции все имущество будет принадлежать народу… То есть не только тебе, но и всем остальным тоже, понимаешь?
Товарищ Робки выглядел озадаченным.
— А башмаки кто делать будет? Я?
— Конечно, но все будет принадлежать народу.
//
— Ладно, по крайней мере, со Свободой, Равенством и Братством все согласны.
Присутствующие дружно закивали. Эти три вещи всегда пригодятся. Тем более они ничегошеньки не стоят.
//
В детстве он читал книги о великих военных кампаниях, посещал музеи и с чувством патриотической гордости разглядывал живописные полотна, изображавшие знаменитые кавалерийские атаки, героические обороны или славные победы. Впоследствии, поучаствовав в некоторых из них, он с удивлением обнаружил, что художники почему-то забывают изображать внутренности. Может, просто не умеют их рисовать.
//
Ни одному человеку в здравом уме не хочется оказаться в положении, когда от него потребуется сделать «все, что он считает необходимым».
//
Это был крик души крупного зверя, который вдруг понял, что, невзирая на свои размеры, он слишком мал, чтобы вместить все переполняющие его чувства.
//
Что там еще говорил тот старый монах? Что история всегда найдет выход? Ну, раз так, ей придется здорово поломать голову, потому что теперь на ее пути встал Сэм Ваймс.
//
Гости разошлись по углам решать древнейшую загадку: как удержать тарелку и бокал и при этом есть без использования таких маленьких колец для бокалов, которые крепятся к краю тарелки и заставляют взрослого, серьезного человека выглядеть четырехлетним ребенком.
//
Одним из первых полезных уроков, усвоенных Ваймсом в этом бою, было: никогда не стоит недооценивать природную мстительность бабулек. Когда дело доходит до драки с солдатами, любая бабулька плевать хотела на всякие там правила. Дай такой бабушке пику и покажи дыру, через которую можно колоть, — и молодых людей по другую сторону баррикады ждут серьезные неприятности.
— …а уж потом задаешь вопросы? — уточнил Витинари.
Ваймс задержался на пороге.
— У меня нет к нему вопросов.
//
Вороны были коренным населением крыши. Воздух тут насквозь пропитался магией, и жизнь в подобной среде на протяжении сотни поколений подняла интеллектуальный уровень этих и без того разумных птиц до небывалых высот. Но это еще не означало, что они стали умными. Просто их дурость приобрела некую настырность, поскольку происходящее в городе стало для этих птиц своего рода эквивалентом развлекательного телевидения
//
это был сиятельный Рональд Ржав собственной персоной — дар божий для врага, причем врага любого, и ходячее средство воодушевления всех дезертиров.
//
Семейство Ржавов породило много великих воинов, вполне соответствующих нетребовательным стандартам прикладного военного искусства: «Вычти свои потери из потерь врага и, если результат будет положительным, можешь говорить, что одержал славную победу».
//
— Должен тебяпоздравить, сержант, — объявил он, — с успешным преодолением врожденных пороков. Ты знаешь, что у тебя глаза серийногоубийцы? В таких вопросах яникогда… не ошибаюсь.
— Никак нет, сэр. Не знаю, сэр. Но впредь постараюсь никогда ими не пользоваться, сэр, — отозвался Ваймс.
//
— У вас действительно глаза серийного убийцы?
— Да, только я их забыл в кармане другого костюма.
//
Снова шепот. Ваймсу удалось расслышать: «Это тот самый сержант, который прошлой ночью…» — что встретило горячие возражения среди шепчущихся. Потом кто-то проорал:
— Смерть тиранам!
Спор разгорелся с новой силой. Наконец кто-то сказал: «Ну ладно» — и крикнул:
— Смерть тиранам, за исключением тут присутствующих! Вот так, теперь все довольны?
//
Значок крайне важен. Да. Недаром он сделан в форме щита. Он защищает. Ваймс часто размышлял об этом длинными темными ночами. Значок защищал от зверя, притаившегося в темноте его разума.
//
Кто знает, какое зло таится в сердцах людей? Стражник, вот кто. Прослужив десять лет, ты думаешь, что все повидал, но мрак продолжает извергать из себя новые сюрпризы. Ты видишь, как близко к зверю живут люди.
//
Но у него, Сэма Ваймса, был талисман, защищающий от этого соблазна, — значок. Если не считать тех времен, когда силы этого талисмана оказалось недостаточно и пришлось положиться на магию бутылки…
//
Из-за баррикады на них сыпался град метательных снарядов. Метание камней и прочих предметов было анк-морпоркским национальным видом спорта, и что-то в облике Ржава делало его главной мишенью.
//
— Эта мебель выглядит грязной, — заявила госпожа Резерфорд. — А эти бочки, случаем, не из-под пива?
— Вы правы, мэм, но они пусты, — ответил Ваймс.
— Ты уверен? Я категорически отказываюсь прятаться за алкоголем! Никогда не одобряла алкоголь и Резерфорду не позволяла!
— Мэм, уверяю, рядом с моими людьми ни одна пивная бочка не останется полной, — сказал Ваймс. — По этому поводу точно не беспокойтесь.
— А твои люди трезвы и опрятны? — с подозрением спросила женщина.
— Когда без вариантов, то да, мэм, — уверил Ваймс.
//
Ты — городской мечтатель. Опрокидываешь мусорные баки, пишешь всякую чушь на стенах от имени Народа, который с удовольствием дал бы тебе по ушам, если бы застал за этим занятием.
//
Ваймс всегда недолюбливал кавалерию. Как-то унизительно иметь дело с человеком, который обращается к тебе с высоты добрых восьми футов. Неприятно разговаривать, глядя в лошадиные ноздри. Ваймс вообще не любил, когда на него смотрели сверху вниз.
//
— Но это баррикада, сэр, — уперся первый всадник, не оставляя попыток испепелить Ваймса взглядом.
— Это просто куча старой мебели. Полагаю, люди затеяли весеннюю генеральную уборку. Ты никогда не станешь офицером, если не научишься замечать очевидное..
//
— Доверять можно?
— Если выпьет лишнюю пинту — нет, не стоит.
//
Как всегда, ключ к победе — это умение сделать вид, будто ты имеешь полное право, нет, просто обязан быть там, где ты есть. Дополнительный плюс, если каждый твой жест говорит, что больше никто не имеет этого самого права — ни на что, нигде, никогда. Для опытного стражника это не так уж и трудно
//
И были мертвые. И были… остальные. Пусть не мертвые, но спрятавшиеся где-то в собственных головах, потому что возвращаться им было некуда. Пыточное кресло ломало их снова и снова. Им уже никто и ничто не поможет.
//
Кто на самом деле знает, какое зло таится в сердцах людей?
— Я.
Кто вообще знает, на что способен человек в здравом уме и твердой памяти?
— БОЮСЬ, ТОЖЕ Я.
Ваймс посмотрел на дверь последней камеры. Нет, он не войдет туда еще раз. Неудивительно, что там жутко воняло.
— ТЫ НЕ СЛЫШИШЬ МЕНЯ, ДА? ЗНАЧИТ, ПРОСТО ПОКАЗАЛОСЬ, — сказал Смерть и стал ждать.
//
— Да-да, верно… Так вот, здесь говорится, что мы завладеем средствами производства, типа того… Я хотел бы знать, а как будет с моей сапожной мастерской? Ну, то есть она же и так моя, верно? Да и не влезут туда все. Там места только мне, моему сынку Гарбуту и, ну, может, еще клиенту…
Ваймс улыбнулся в темноте. Редж еще не понял, какую кашу заварил.
— Да, однако после революции все имущество будет принадлежать народу… То есть не только тебе, но и всем остальным тоже, понимаешь?
Товарищ Робки выглядел озадаченным.
— А башмаки кто делать будет? Я?
— Конечно, но все будет принадлежать народу.
//
— Ладно, по крайней мере, со Свободой, Равенством и Братством все согласны.
Присутствующие дружно закивали. Эти три вещи всегда пригодятся. Тем более они ничегошеньки не стоят.
//
В детстве он читал книги о великих военных кампаниях, посещал музеи и с чувством патриотической гордости разглядывал живописные полотна, изображавшие знаменитые кавалерийские атаки, героические обороны или славные победы. Впоследствии, поучаствовав в некоторых из них, он с удивлением обнаружил, что художники почему-то забывают изображать внутренности. Может, просто не умеют их рисовать.
//
Ни одному человеку в здравом уме не хочется оказаться в положении, когда от него потребуется сделать «все, что он считает необходимым».
//
Это был крик души крупного зверя, который вдруг понял, что, невзирая на свои размеры, он слишком мал, чтобы вместить все переполняющие его чувства.
//
Что там еще говорил тот старый монах? Что история всегда найдет выход? Ну, раз так, ей придется здорово поломать голову, потому что теперь на ее пути встал Сэм Ваймс.
//
Гости разошлись по углам решать древнейшую загадку: как удержать тарелку и бокал и при этом есть без использования таких маленьких колец для бокалов, которые крепятся к краю тарелки и заставляют взрослого, серьезного человека выглядеть четырехлетним ребенком.
//
Одним из первых полезных уроков, усвоенных Ваймсом в этом бою, было: никогда не стоит недооценивать природную мстительность бабулек. Когда дело доходит до драки с солдатами, любая бабулька плевать хотела на всякие там правила. Дай такой бабушке пику и покажи дыру, через которую можно колоть, — и молодых людей по другую сторону баррикады ждут серьезные неприятности.
//
Ваймс нашел для себя невозможным активно участвовать в разговоре. Его осадили со всех флангов, загнали в угол. Наконец, он предпринял одну вылазку, в надежде вырваться на пятачок, откуда можно будет найти путь к спасительному бегству.
– Как вы думаете, куда они делись? – спросил он.
– Куда что? – недоуменно переспросила госпожа Овнец, остановленная на полном скаку.
– Я про драконов. Ну, в общем… Эррол и его жена… женщина, я хотел сказать.
– О, я полагаю, они удалились в какое-нибудь безлюдное каменистое место, – ответила госпожа Овнец. – Любимая местность для драконов.
– Но ведь он – она волшебное животное, – заметил Ваймс. – Что произойдет, когда магия вся развеется?
Госпожа Овнец робко улыбнулась.
– Большинство людей с этим как-то справляются.
– Как вы думаете, куда они делись? – спросил он.
– Куда что? – недоуменно переспросила госпожа Овнец, остановленная на полном скаку.
– Я про драконов. Ну, в общем… Эррол и его жена… женщина, я хотел сказать.
– О, я полагаю, они удалились в какое-нибудь безлюдное каменистое место, – ответила госпожа Овнец. – Любимая местность для драконов.
– Но ведь он – она волшебное животное, – заметил Ваймс. – Что произойдет, когда магия вся развеется?
Госпожа Овнец робко улыбнулась.
– Большинство людей с этим как-то справляются.
//
//
Ваймс наконец опустил орангутана, который, впрочем, разумно решил не раздувать проблему. Человеку, рассерженному настолько, что он, сам того не замечая, поднимает триста фунтов живого орангутаньего веса, – такому человеку лучше не говорить ничего лишнего.
//
Игнорируя последовавшие затем вопли ужаса, он принялся осматривать полки и столы, пока не нашел огромный нож для разделки туш. Мечи ему никогда не нравились, как-то неуверенно себя с ними чувствуешь, однако нож для разделки туш – дело другое. В нем есть вес. У него есть цель. Меч бывает овеян ореолом благородства, зато нож для разделки туш обладает огромной практической ценностью – он очень быстро рубит на мелкие кусочки.
//
Ваймс полубежал, полуспотыкался о мокрые булыжники. Он задыхался и опаздывал.
«Так не бывает, – проносились в его голове безумные мысли. – Герой всегда разделывает чудовище под орех и всегда появляется в самый последний момент. Только, наверное, этот последний момент прошел пять минут назад.
Да и не герой я вовсе. Я в плохой форме, и мне надо бы промочить горло, а зарплата моя – пара долларов в месяц, не считая плюмажных. Это не заработок героя. Герои грабастают королевства и принцесс, регулярно делают физические упражнения, а когда улыбаются, то солнечный луч играет у них на зубах и загорается звездочкой – дзынь! Сволочи они, эти герои».
«Так не бывает, – проносились в его голове безумные мысли. – Герой всегда разделывает чудовище под орех и всегда появляется в самый последний момент. Только, наверное, этот последний момент прошел пять минут назад.
Да и не герой я вовсе. Я в плохой форме, и мне надо бы промочить горло, а зарплата моя – пара долларов в месяц, не считая плюмажных. Это не заработок героя. Герои грабастают королевства и принцесс, регулярно делают физические упражнения, а когда улыбаются, то солнечный луч играет у них на зубах и загорается звездочкой – дзынь! Сволочи они, эти герои».
//
Если задуматься, когда какой-нибудь стражник умирает, на его похороны приходят только стражники.
//
Что касается Шноббса, то самыми близкими к присяге словами, когда-либо им произнесенными, были: «Ладно, поиграем как полные придурки в солдатиков…»
//
Капрал Шноббс… Говорят, у него есть какая-то двадцатипятилетняя особа. Только непонятно, где он взял это тело и где его хранит.
//
Поверь, я знаю, о чем говорю. Я читал книги, по крайней мере жевал их.
//
- Это тебе не хухры-мухры.
- Я никогда не видел хухров, но это точно не они.
//
- Я думал, что гномы не верят в дьяволов, демонов и прочую нечисть.
- Это верно, только… мы не уверены, что нечисть об этом знает.
//
Как будто добрые боги предусмотрительно развесили на растениях таблички «Прими меня». Зубоцвет – для зубов, костенец – для костей, очанка – для глаз, была даже некая поганка под названием»фаллус стоякус»; что ей лечить, Ваймс не знал, но Шнобби почему-то постоянно жрал омлеты с грибами.
//
Крыса плюс кетчуп – 7 пенсов. Крыса – 4 пенса.
- А почему кетчуп стоит почти столько же, сколько и крыса?
- А ты пробовала когда-нибудь крысу без кетчупа?
//
На каждое убийство, раскрытое при помощи обнаруженного в результате кропотливых поисков следа ноги или окурка, приходятся сотни нераскрытых преступлений – либо ветер унес листья не в ту сторону, либо в ночь убийства не шел дождь, либо еще что не так пошло. Многие преступления раскрываются благодаря счастливой случайности – случайно оставленной машине, случайно услышанному замечанию. Благодаря тому, что человек нужной национальности оказался в пределах пяти миль от места преступления, и у него не было алиби…
//
- Нужно что-то проглотить. Кофе или еще что-нибудь. И мир разом станет лучше. Хотя непонятно с чего.
//
Шэм Харга всегда улыбался, никогда не кормил в кредит и быстро понял, что большинство посетителей предпочитает, чтобы еда состояла из четырех пищевых групп: сахар, крахмал, жир и подгоревшие хрустящие кусочки.
//
Клатчский кофе обладает даже более сильным отрезвляющим действием, чем неожиданно полученный конверт от налогового инспектора
//
Если совершено преступление, должно последовать наказание. Если процесс наказания осуществляется над тем преступником, который и совершил данное преступление, это можно считать счастливой случайностью; если нет, сойдет любой преступник. Так как каждый человек обязательно в чем-нибудь да виноват, правосудие в итоге все равно торжествует
//
Во всех мирах бытует мнение, что орангутаны умеют разговаривать, но предпочитают этого не делать, чтобы люди не заставили их работать (возможно, на телевидении)
//
Библиотекарь с благосклонностью относился к чтению в целом, но читатели действовали ему на нервы. Было нечто кощунственное в том, как они брали книги с полок и изнашивали слова своим чтением
//
В свадьбу столько денег вбухано – если жених убежит, придется ей выходить замуж за кого-нибудь другого. Мы не допустим, чтобы повсюду бродили незамужние невесты, это угроза обществу.
//
- ЭТО КАКОЙ-ТО ПОХОРОННЫЙ ОБЫЧАЙ?
- А ты что, не знаешь? Ты же – Смерть!
- ЭТО НЕ ЗНАЧИТ, ЧТО Я ДОЛЖЕН РАЗБИРАТЬСЯ ВО ВСЕХ ПОХОРОННЫХ ОБЫЧАЯХ. ОБЫЧНО Я ВСТРЕЧАЮСЬ С ЛЮДЬМИ ДО ИХ ПОХОРОН. НУ А ТЕ, КОГО Я ВСТРЕЧАЮ ПОСЛЕ ПОХОРОН, ОБЫЧНО БЫВАЮТ ПЕРЕВОЗБУЖДЕННЫМИ И НЕ СКЛОННЫМИ К ДИСКУССИИ.
//
Что касается Шноббса, то самыми близкими к присяге словами, когда-либо им произнесенными, были: «Ладно, поиграем как полные придурки в солдатиков…»
//
Капрал Шноббс… Говорят, у него есть какая-то двадцатипятилетняя особа. Только непонятно, где он взял это тело и где его хранит.
//
Поверь, я знаю, о чем говорю. Я читал книги, по крайней мере жевал их.
//
- Это тебе не хухры-мухры.
- Я никогда не видел хухров, но это точно не они.
//
- Я думал, что гномы не верят в дьяволов, демонов и прочую нечисть.
- Это верно, только… мы не уверены, что нечисть об этом знает.
//
Как будто добрые боги предусмотрительно развесили на растениях таблички «Прими меня». Зубоцвет – для зубов, костенец – для костей, очанка – для глаз, была даже некая поганка под названием»фаллус стоякус»; что ей лечить, Ваймс не знал, но Шнобби почему-то постоянно жрал омлеты с грибами.
//
Крыса плюс кетчуп – 7 пенсов. Крыса – 4 пенса.
- А почему кетчуп стоит почти столько же, сколько и крыса?
- А ты пробовала когда-нибудь крысу без кетчупа?
//
На каждое убийство, раскрытое при помощи обнаруженного в результате кропотливых поисков следа ноги или окурка, приходятся сотни нераскрытых преступлений – либо ветер унес листья не в ту сторону, либо в ночь убийства не шел дождь, либо еще что не так пошло. Многие преступления раскрываются благодаря счастливой случайности – случайно оставленной машине, случайно услышанному замечанию. Благодаря тому, что человек нужной национальности оказался в пределах пяти миль от места преступления, и у него не было алиби…
//
- Нужно что-то проглотить. Кофе или еще что-нибудь. И мир разом станет лучше. Хотя непонятно с чего.
//
Шэм Харга всегда улыбался, никогда не кормил в кредит и быстро понял, что большинство посетителей предпочитает, чтобы еда состояла из четырех пищевых групп: сахар, крахмал, жир и подгоревшие хрустящие кусочки.
//
Клатчский кофе обладает даже более сильным отрезвляющим действием, чем неожиданно полученный конверт от налогового инспектора
//
Если совершено преступление, должно последовать наказание. Если процесс наказания осуществляется над тем преступником, который и совершил данное преступление, это можно считать счастливой случайностью; если нет, сойдет любой преступник. Так как каждый человек обязательно в чем-нибудь да виноват, правосудие в итоге все равно торжествует
//
Во всех мирах бытует мнение, что орангутаны умеют разговаривать, но предпочитают этого не делать, чтобы люди не заставили их работать (возможно, на телевидении)
//
Библиотекарь с благосклонностью относился к чтению в целом, но читатели действовали ему на нервы. Было нечто кощунственное в том, как они брали книги с полок и изнашивали слова своим чтением
//
В свадьбу столько денег вбухано – если жених убежит, придется ей выходить замуж за кого-нибудь другого. Мы не допустим, чтобы повсюду бродили незамужние невесты, это угроза обществу.
//
- ЭТО КАКОЙ-ТО ПОХОРОННЫЙ ОБЫЧАЙ?
- А ты что, не знаешь? Ты же – Смерть!
- ЭТО НЕ ЗНАЧИТ, ЧТО Я ДОЛЖЕН РАЗБИРАТЬСЯ ВО ВСЕХ ПОХОРОННЫХ ОБЫЧАЯХ. ОБЫЧНО Я ВСТРЕЧАЮСЬ С ЛЮДЬМИ ДО ИХ ПОХОРОН. НУ А ТЕ, КОГО Я ВСТРЕЧАЮ ПОСЛЕ ПОХОРОН, ОБЫЧНО БЫВАЮТ ПЕРЕВОЗБУЖДЕННЫМИ И НЕ СКЛОННЫМИ К ДИСКУССИИ.
//
Патриций Анк - Морпорка откинулся на спинку самого обычного стула, и на лице его заиграла бодрая улыбка крайне занятого человека, который на исходе полного событий дня вдруг увидел в своем графике напоминание: "19.00 - 19.05 Быть веселым и раскованным, улыбаться людям.
//
Личное – не то же самое, что важное.
//
Собравшиеся отличались крайней подозрительностью. Они были потомками людей, которые выжили именно благодаря абсолютной подозрительности и полной паранойе.
//
Знаешь, раньше я думал, что я тупой: но потом я встретил философов.
//
Особенно хорошо у Детрита получалось вести допросы подозреваемых. У него было три основных вопроса. Первый — прямой («Это ты сделал?»), второй — настаивающий («Ты уверен, что это сделал не ты?») и третий — с подковыркой («Это ведь ты сделал, правда?»). Хотя это были не самые искусные в мире вопросы, талант Детрита состоял в том, что сержант задавал эти вопросы на протяжении нескольких часов, пока не получал желаемый ответ, обычно что-то типа: «Да! Да! Это я сделал! Я! А теперь скажите, что именно я сделал?!».
//
Аркканцлер был не из тех людей, кто получает удовольствие, обращаясь с женщинами бесцеремонно и грубо. Другими словами, он обращался бесцеремонно и грубо абсолютно со всеми, независимо от их пола, соблюдая, таким образом, равенство.
//
Клоуны нужны исключительно для одной цели: после того, как вы их увидели и что бы с вами потом ни случилось – хорошее ли, плохое, — вы будете радоваться этому как младенец. Приятно осознавать, что на свете есть кто-то, кому сейчас куда хуже, чем вам.
//
- Бленкин, а как же честь? Куда она девалась?
- Не знаю, господин, я не брал.
//
- А где он взял ту ручную обезьяну?
- Ты, наверное, имеешь в виду капрала Шноббса?
- Так он – человек?
//
Если изменники и бесчестные люди не желают видеть истину, тогда он, Эдуард Муэрто, станет указующим перстом Судьбы. Основная проблема заключалась в том, что Судьба зачастую не смотрит, куда сует свой перст.
//
Шуты, паяцы и клоуны отправились заниматься своим обычным делом, по пути создав импровизированную «пробку» в воротах. Они толкались, пихались и падали на задницы. От такого зрелища даже самый счастливый человек на свете вскрыл бы себе вены.
//
Он где-то слышал, что будущий новобрачный не должен видеть перед свадьбой свою предполагаемую невесту — вероятно, для того, чтобы не одуматься.
//
Один пес стал рыть землю лапой…
Гаспод глубоко вздохнул и пошевелил челюстью…
Псы бросились вперед.
— СИДЕТЬ! — рявкнул Гаспод на вполне сносном человеческом языке.
Команда разнеслась по всему переулку, и пятьдесят процентов животных беспрекословно повиновались. Большая часть этих пятидесяти процентов пришлась за задние ряды. Те же псы, которые уже взлетели в воздух, вдруг почувствовали, что предательские лапы перестали их слушаться…
— ПЛОХАЯ СОБАКА!
…И тут всех накрыло ужасное чувство стыда, заставившее собак машинально съежиться. Не совсем разумный поступок, когда ты уже оторвался от земли.
Озадаченные псы градом посыпались на мостовую. Гаспод кинул на Ангву многозначительный взгляд:
— Я же говорил, у меня есть Сила.
//
Личное – не то же самое, что важное.
//
Собравшиеся отличались крайней подозрительностью. Они были потомками людей, которые выжили именно благодаря абсолютной подозрительности и полной паранойе.
//
Знаешь, раньше я думал, что я тупой: но потом я встретил философов.
//
Особенно хорошо у Детрита получалось вести допросы подозреваемых. У него было три основных вопроса. Первый — прямой («Это ты сделал?»), второй — настаивающий («Ты уверен, что это сделал не ты?») и третий — с подковыркой («Это ведь ты сделал, правда?»). Хотя это были не самые искусные в мире вопросы, талант Детрита состоял в том, что сержант задавал эти вопросы на протяжении нескольких часов, пока не получал желаемый ответ, обычно что-то типа: «Да! Да! Это я сделал! Я! А теперь скажите, что именно я сделал?!».
//
Аркканцлер был не из тех людей, кто получает удовольствие, обращаясь с женщинами бесцеремонно и грубо. Другими словами, он обращался бесцеремонно и грубо абсолютно со всеми, независимо от их пола, соблюдая, таким образом, равенство.
//
Клоуны нужны исключительно для одной цели: после того, как вы их увидели и что бы с вами потом ни случилось – хорошее ли, плохое, — вы будете радоваться этому как младенец. Приятно осознавать, что на свете есть кто-то, кому сейчас куда хуже, чем вам.
//
- Бленкин, а как же честь? Куда она девалась?
- Не знаю, господин, я не брал.
//
- А где он взял ту ручную обезьяну?
- Ты, наверное, имеешь в виду капрала Шноббса?
- Так он – человек?
//
Если изменники и бесчестные люди не желают видеть истину, тогда он, Эдуард Муэрто, станет указующим перстом Судьбы. Основная проблема заключалась в том, что Судьба зачастую не смотрит, куда сует свой перст.
//
Шуты, паяцы и клоуны отправились заниматься своим обычным делом, по пути создав импровизированную «пробку» в воротах. Они толкались, пихались и падали на задницы. От такого зрелища даже самый счастливый человек на свете вскрыл бы себе вены.
//
Он где-то слышал, что будущий новобрачный не должен видеть перед свадьбой свою предполагаемую невесту — вероятно, для того, чтобы не одуматься.
//
Один пес стал рыть землю лапой…
Гаспод глубоко вздохнул и пошевелил челюстью…
Псы бросились вперед.
— СИДЕТЬ! — рявкнул Гаспод на вполне сносном человеческом языке.
Команда разнеслась по всему переулку, и пятьдесят процентов животных беспрекословно повиновались. Большая часть этих пятидесяти процентов пришлась за задние ряды. Те же псы, которые уже взлетели в воздух, вдруг почувствовали, что предательские лапы перестали их слушаться…
— ПЛОХАЯ СОБАКА!
…И тут всех накрыло ужасное чувство стыда, заставившее собак машинально съежиться. Не совсем разумный поступок, когда ты уже оторвался от земли.
Озадаченные псы градом посыпались на мостовую. Гаспод кинул на Ангву многозначительный взгляд:
— Я же говорил, у меня есть Сила.
//
Грудь госпожи Овнец вздымалась и опадала, как империя.
//
На туалетном столике аккуратными рядами выстроились бутылки и кувшины, но определенная суровость форм наводила на мысль, что этикетки гласят скорее что-то вроде «Втирать ежедневно перед сном», а не «Нанесите легким мазком за ушами». Легко можно было представить, что обитательница комнаты спит в этой кровати всю свою жизнь и что отец перестал называть ее «моя малышка», только когда «малышке» исполнилось сорок.
//
Столик у кровати был завален бумагами. Испытывая смутное чувство вины, Ваймс прищурился, пытаясь получше разглядеть некоторые из них.
//
– Я принесла кое-что чертовски питательное.
Ваймс почему-то думал, что это будет суп. Вместо этого он получил огромную тарелку с горкой жареной картошки, беконом и яйцами. При одном взгляде на такое количество еды его желудок пережил легкую истерику.
– А еще я приготовила хлебный пудинг, – немного робко похвасталась госпожа Овнец. – Обычно-то я не много готовлю, так, только для себя. Сам знаешь, каково это, когда заботишься только о себе.
Ваймс вспомнил одинокие трапезы в собственном обиталище. Почему-то мясо всегда было серым, с кучей таинственных прожилок и трубочек.
//
На туалетном столике аккуратными рядами выстроились бутылки и кувшины, но определенная суровость форм наводила на мысль, что этикетки гласят скорее что-то вроде «Втирать ежедневно перед сном», а не «Нанесите легким мазком за ушами». Легко можно было представить, что обитательница комнаты спит в этой кровати всю свою жизнь и что отец перестал называть ее «моя малышка», только когда «малышке» исполнилось сорок.
//
Столик у кровати был завален бумагами. Испытывая смутное чувство вины, Ваймс прищурился, пытаясь получше разглядеть некоторые из них.
//
– Я принесла кое-что чертовски питательное.
Ваймс почему-то думал, что это будет суп. Вместо этого он получил огромную тарелку с горкой жареной картошки, беконом и яйцами. При одном взгляде на такое количество еды его желудок пережил легкую истерику.
– А еще я приготовила хлебный пудинг, – немного робко похвасталась госпожа Овнец. – Обычно-то я не много готовлю, так, только для себя. Сам знаешь, каково это, когда заботишься только о себе.
Ваймс вспомнил одинокие трапезы в собственном обиталище. Почему-то мясо всегда было серым, с кучей таинственных прожилок и трубочек.
//
Ваймс лежал в постели и думал. Мысли его скакали. Псевдополис-Ярд располагается на той стороне реки, которая относится к Анку, в довольно дорогом районе. Вид Шноббса или сержанта Колона, среди бела дня вышагивающих по шикарным улицам, произведет на обитателей квартала такое же впечатление, как открытие по соседству чумной больницы.
//
//
Заводила энергично затряс головой. Но все-таки нашел в себе силы подать еще одну реплику:
– А ты сам-то кто такой?
Ваймс надул грудь.
– Капитан Ваймс, Городская Стража.
Фраза была встречена почти гробовым молчанием. Если не считать веселого писклявого голосочка откуда-то из задних рядов:
– Ночная смена, да?
Ваймс перевел взгляд вниз, на свою ночную рубашку. Выскакивая из постели, он второпях сунул ноги в шлепанцы госпожи Овнец. Только сейчас он заметил украшающие их розовые помпоны.
– А ты сам-то кто такой?
Ваймс надул грудь.
– Капитан Ваймс, Городская Стража.
Фраза была встречена почти гробовым молчанием. Если не считать веселого писклявого голосочка откуда-то из задних рядов:
– Ночная смена, да?
Ваймс перевел взгляд вниз, на свою ночную рубашку. Выскакивая из постели, он второпях сунул ноги в шлепанцы госпожи Овнец. Только сейчас он заметил украшающие их розовые помпоны.
Комментариев нет:
Отправить комментарий